Home of my heart

[pisbirthday]

Название: Home of my heart
Автор:  Дила
Бета:  Айса Малкавиан
Фэндом: JE
Пэйринг: ПиКаме
Рейтинг: PG
Жанр: Angst, курсивом – POV Томохисы
От автора: по мотивам клипа Ямашиты Томохисы «ERO».
Предупреждение: хочется ляпнуть «бред», но это то, что я лично увидела в том, что нам показали.

Отвратительно!
Томохиса приложил электронный ключ к замку и, дождавшись приветственного писка, толкнул дверь в свою квартиру. Он скинул туфли, пристроил на плечики легкий джинсовый пиджак и на секунду застыл, соображая, куда ему идти дальше.
Это до отвращения похоже на правду!
Мутная жижа, в которую, кажется, превратилась сегодня его кровь, при этой мысли всколыхнулась и булькнула где-то в районе горла приступом тошноты.
Пришлось щелкнуть первым попавшимся выключателем и упасть на диван, сразу подтягивая колени к груди: так становилось чуть легче.

Съемки клипа дались Ямашите тяжело: настолько, что для несложных, в общем-то, сцен, ему пришлось выложиться на все сто процентов. Вспомнив об этом, Томо прикусил запястье и приглушенно застонал: не думать о съемках определенно не получалось.
Сценарий клипа кому-то мог показаться воплощением образов маньяка-фетишиста: расчлененные манекены, украшения, флакончики духов, косметика и, под занавес, полуобнаженная девушка, которая оказывается заперта за таинственной дверью.
Однако же…

Внутри моего сердца есть дом.
Я выстроил его так же старательно, как делал всё в своей жизни. Когда-то, я хотел наполнить этот дом любовью и светом, но на самом деле лишь закрывал в нем окна и двери, пока дом не погрузился в полумрак.
Томохиса откинулся на спинку дивана, прижимаясь щекой к чуть шершавой ткани обивки.
Он все чаще думал, что, стремясь к собственной идеальности, в какой-то момент просто загнал себя в ловушку.
Иногда я хожу по комнатам-воспоминаниям в доме моего сердца, но не нахожу в них никого, чей образ был бы для меня хотя бы просто узнаваем. Здесь только нагромождение безликих манекенов – глядя на них я не чувствую даже боли. Неужели я любил кого-то из них? Что они вообще делают в моем сердце?.. Такие идеальные…

Томо кривится и встает, направляясь в душ. Он сам только что ответил на свой вопрос: всех этих женщин связывала между собой широкая лента идеальности, которую он лично торжественно повязывал им на шею – чаще в виде изящных колье или аромата дорогих французских духов. Как будто одной идеальностью можно стать счастливым…
Где, в какой момент я перестал вызывать безудержный восторг и чувство восхищения?! Мною любуются, как красивой куклой, мне высказывают благодарность за хорошую работу, но я не чувствую, что трогаю чьи-то души… Мне холодно в своем идеальном мире, и темнота в моем сердце меня пугает.
Томохиса выходит из душевой кабинки и смотрит на себя в зеркало. Он не снял линзы. Немудрено – учитывая, что его уход со съемок гораздо больше напоминал побег.
Ему часто говорили, что по его взгляду трудно что-то распознать, и Томохиса в глубине души облегченно вздыхал, потому что сейчас, глядя на свое отражение в чуть запотевшем зеркале, он понимает, что в ТАКИХ глазах можно прочитать все. Словно слезы, которые он хотел пролить, но не проливал, застыли и превратились в серый тусклый лед, в который навеки вмёрзло отчаянье.
Сейчас, наедине с собой, заплакать проще…
Сквозь мутную пелену растаявших капель, Томо тянется к зеркалу и перечеркивает свое отражение. Возможно, поставить на себе крест – не самая плохая идея.

Я потерялся в собственном сердце. В лабиринте комнат и коридоров, я раз за разом прохожу мимо той двери, которую не отворял ни разу. Я боюсь, что если однажды открою ее, то уже не смогу вернуться к себе теперешнему. И окажусь совсем беспомощным перед… ним.

Шелковая пижама неприятно липнет к обнаженному телу: возможно, ему стоило хотя бы вытереться, прежде чем ее надевать. Томохиса ложится ничком на покрывало и смыкает мокрые ресницы. Холодно. И дело вовсе не в том, что он мокрый.
Айфон оставлен где-то в пиджаке – или вообще в машине, Пи не помнит точно. Хорошо, что трубка домашнего валяется здесь же, на тумбочке, а нужный сейчас номер внесен в ее память очень давно и неотвратимо. Его личная Служба Спасения, если подумать.
- Алло, - ему отвечают почти сразу, почти не задумываясь. Сколько бы часов, месяцев или лет не прошло с их последней встречи, ему всегда отвечают вот так.
- Привет… - Томо произносит глупое, ненужное слово, прекрасно зная, что собеседник на другом конце поймет все сам.
Небольшая пауза, в которую вполне укладывается время на анализ непонятно чего, сменяется звуком щелчка зажигалки и фразой, наверное, выдохнутой с дымом первой затяжки:
- Сам доехать сможешь? Хотя ладно, приеду. Через час, я только со съемок.
Томо переворачивается на спину и смотрит в белый потолок, по которому рассеяны тусклые потолочные лампочки подсветки.
- Спасибо, - тихо говорит он и вполне ожидаемо слышит легкое фырканье в ответ.
- Пока - не за что.
На самом деле – есть за что. Томохисе уже чуть легче, настолько, что он может спокойно закрыть глаза, и веки не склеиваются больше от старательно сдерживаемых, и таких неидеальных слез.

Он просыпается от прикосновения теплых пальцев к своей щеке и слегка улыбается, даже прежде, чем выпутывается из очередного бессвязного сна.
- Никак не ожидал, что найду тебя спящим, - Казуя сидит у кровати на корточках и внимательно разглядывает красивое лицо. – Ты плакал. Я думал, ты уже давно не плачешь.
Томохиса садится на постели и машинально поправляет прическу. Интуиция у Каме такая, что иногда он всерьез думает, что общается с ясновидящим. Потому что тот, видите ли, думал, хотя они не виделись уже год.
Каменаши Казуя был главной неидеальностью в его жизни. Той неидеальностью, без которой, как Томо ни старался, не мог обойтись. Может быть потому, что они так и не научились прощаться по-настоящему: Сюдзи и Акира, навечно связанные друг с другом неизменным «увидимся!».
Именно поэтому Каме так спокойно целует его сейчас в губы, ласкает затылок, приподнимая влажные пряди волос и опрокидывает на постель. Ему не обязательны долгие разговоры, рефлексии и метания, чтобы понять, что нужно сейчас Томохисе. Разве это не просто он сам?..

Казу.
Ты никогда не переступал порог дома моего сердца, я не приводил тебя сюда, не пытался оставить в одной из комнат. Ты всегда приходил сам.
По-хозяйски поигрывая связкой ключей, которые появились у тебя даже раньше, чем ключи от моей настоящей квартиры, ты проходил по темным комнатам своей кошачьей походкой и улыбался. Иногда – неодобрительно, иногда – грустно. Но всегда в конце останавливался у той самой двери и прижимался к ней щекой. Я знаю, что ты тосковал о том, кто скрывался по ту сторону – и ревновал. Меня ты не ценил даже вполовину так сильно, как его.

- Чего ты боишься, Томо? – спрашивает Казуя, когда уже все кончено, и они лежат в ворохе одежды и сбитого постельного белья. Когда уже не так страшно, не так холодно и не так одиноко...
Томохиса поворачивается на бок и сползает чуть ниже, укладываясь головой на грудь Каме. Под щекой частит неугомонное казуино сердце: вот уж кто не стремиться быть идеальным. Слишком влюбленный в свою работу, музыку, в свое окружение, в себя самого… Сияющий. Даже когда устал и вымотан до предела – все равно сияющий. Почему он не может жить также?.. Чего он, в самом деле, боится?
- Ты знаешь, чего я боюсь, - наконец, говорит Томо.
- Знаю, - тут же откликается Казуя и нащупывает его руку, переплетая пальцы Томохисы со своими. – Но давай, сделаем это вместе? Давай, вместе перестанем бояться…

Я знаю, что ты боишься остаться без него. И сам боюсь того же. Пока я чувствую его присутствие в доме своего сердца, но с каждым годом это чувство становится все слабее.
С Казуей за руку я иду к двери, которую закрыл много лет назад. Иду, чтобы снова распахнуть ее.
- Раз… два… три! – считаем мы вместе с Каме, и вместе дергаем дверную створку.
Здесь совсем темно. Но света, который падает сквозь дверной проем достаточно, чтобы разглядеть обитателя этой комнаты.
Он сидит, обхватив руками колени у дальней стены и даже не поднимает головы при нашем появлении. Я смотрю на худенькие плечи, высветленные до рыжеватого цвета волосы и чувствую, что не могу произнести ни слова.
- Привет! – радостно выдыхает Каме и делает шаг вперед. Парнишка у стены вздрагивает и моментально вскидывается, вскакивает, оживает. Темно-шоколадные глаза сияют, гневаются, смеются – такие невыразимо живые, яркие. Настоящее зеркало души!
- Каме! Сюююуууудзи-кун! – он бросается к Казуе, но замирает, увидев рядом с ним меня.
- Ну, здравствуй.

… ничто в этом мире не пугало меня сильнее, чем встреча с самим собой.