Пьяная вишня

[pisbirthday]

Написано в подарок для  Айса Малкавиан, но надеюсь, понравится и вам))

И, это... считайте, что этот текст писал себя сам. Потому что я вообще не поняла, что хотела этим сказать)) За идею винить Коки)
Приятного чтения! Тапки и пинки принимаются.

Название: Пьяная вишня
Автор:  Дила
Бета: авторская вычитка
Фэндом: JE
Жанр: RPS, дальше понятия не имею.
Пэйринг, персонажи: ПиКаме, Коки
Размер: мини, закончен
Рейтинг: мягкая R
Дисклеймер: ой, все не мое-не мое!
Размещение: нельзя!!!

Телефон жалобно вибрировал, подпрыгивая на матовой поверхности чайного столика и угрожая с минуты на минуты свалиться вниз. Кроме того, гудящая фиговина мешала спать и Коки ничего не оставалось, как сползти с уютной кровати взять трубку.
- Ну, естественно! – фыркнул Танака, расплываясь в самодовольной улыбке. Только один человек мог позвонить ему в час ночи. – Каме, тебе чего не спиться? – не переставая улыбаться, спросил Коки, предварительно нажав на кнопку приема.
- Коооки! А я хочу сказать, что оооочень тебя люблю, - проникновенно сообщил голос Казуи в трубке.
Телефон все же упал, а его онемевший и обездвиженный хозяин глупо таращился в полумрак перед собой, силясь воспринять услышанное.
- Да ну на хуй! – в конце-концов громко произнес Коки и быстро поднял трубку. – Эй, Каме?
- Дааа! – пропел Казуя. – Ты что, упал от счастья?
- А ты что, пьян?
- Фу, грубиян. Мы тут выпили… немного. Но это твоя вина! Это ты притащил мне вино. Мое лю-би-мое! Я уже сказал, что люблю тебя?
Коки вздохнул. Ну, конечно. Пьяный Каме. Пьяный жестокий Каме. Да-да, эта тема закрыта раз и навсегда, ему все объяснили еще черт знает сколько лет назад и он даже все понял, но… Жестокий Каме.
- А раз любишь, чего пьешь не со мной?
Не сдержался все-таки. Плеснул обидой. Да и… поехать к нему, что ли? Поехать и хоть напиться вместе с ним. А там, как знать?..
- Нууу! – Казуя хихикнул. – Спектакль меня вымотал, завтра выходной, а тут Пи… и вино! Как мы могли не напиться?
Коки почувствовал, как на него наваливается усталость. Пи. Значит, надо отправляться досыпать, потому что ПиКаме – это какая-то особо забористая трава и можно запросто двинуться, если пытаться в них вникать. Интересно, сами-то они это понимают?..
- Дай ему трубку, - попросил Танака.
- Даааю! - и следом, чуть приглушенно. – Акиииира! Иди, тебя Коки хочет!
Танака усмехнулся. Вот уж кого он точно не хотел, так это Ямашиту.
- Ты хоть слышишь, что ты несешь? – откликнулся Пи, очевидно подходя к Каме. – Как Коки может меня хотеть?
- Ну, я же хочу…
Фраза упала в пустоту и повисла в пространстве туго натянутой струной. Коки замер, чувствуя, как обреченно сжимается сердце.
«Давай же, Пи! Отшутись! Скажи, что тебя все хотят или хоть «кон-кон» свой идиотский! Не молчи только!»
Но спустя несколько десятков вдохов и выдохов в ухо Коки летят лишь равнодушные гудки отбоя.

Пять часов до этого.
- Убей меня! – проныл Каме, вваливаясь в свою гримерку.
Ямапи смерил измотанного друга взглядом и бросил ему бутылку с водой.
- Судя по твоему виду – сам умрешь.
Бутылку Каменаши поймал, сделал несколько жадных глотков и усмехнулся.
- Ты такой добрый, Акира-кун. Но спасибо, я правда пить хотел.
- Кон-кон, - вяло щелкнул пальцами Томохиса и отошел к окну, давая Казуе возможность спокойно переодеваться и снимать макияж. На улице творилось черти что, и, хотя ураган уже миновал, погода по-прежнему оставляла желать лучшего.
Каме максимально быстро приводил себя в порядок, периодически поглядывая на напряженную спину Ямапи.
- Довезешь меня до дома или у тебя планы? – нарушил он молчание, когда душ был принят, а волосы – высушены.
Пи, наконец, соизволил обернуться. Помолчал, очевидно, вникая в вопрос, и поспешно кивнул.
- Конечно, Каме. Ничего, кстати, что я вообще к тебе притащился, да еще без предупреждения?
- О, это страшный грех! – Казуя снова расплылся в усмешке, сгребая с гримировочного столика свои вещи. – Особенно если учесть, что у меня не гримерка, а проходной двор…
- Хорошо тогда, - кивнул Томо и, после паузы добавил: - а я ушел из «Ньюс».
Казуя на мгновенье оставил свое занятие, замерев с пачкой сигарет в руках, а потом вернулся к нему, кинув коробочку в сумку и потянувшись к узкому картонному пакету, которого он раньше здесь совершенно точно не видел. На пакете почерком Коки было нацарапано несколько слов.
- Вот как... Значит, у нас стало одним сольником больше, - пытаясь разобрать невнятные каракули, рассеяно проговорил Казуя.
Томо слегка улыбнулся.
- И все? На уход Джина ты отреагировал по-другому, - осторожно заметил он, вспоминая яростно горящий взгляд и хриплое «да как он вообще мог?!».
- Ммм… - Каме, наконец, бросил свои бесплодные попытки, пообещав себе оплатить Коки пару уроков каллиграфии и заглянул в пакет. – А ты и не Джин. И я не в твоей группе.
Казуя достал из упаковки темно-зеленую бутылку и широко улыбнулся.
- А давай напьемся, Акира-кун? А?..

Два часа спустя.
Друзья сидели прямо на полу, на который Каме набросал несколько подушек. В телевизоре, у которого они отключили звук, мелькали картинки клипов – канал явно был музыкальным. И больше никакого освещения – весь день под прожекторами и глаза Казуи к вечеру начинали болеть от любого яркого света.
В бокалах – вино, и комната пропахла терпкой вишней. Пьяной, как они сами.
Сладко.
Слишком сладко на вкус Томохисы, но в голове – приятный туман и можно ни о чем не беспокоиться. С Каме всегда так: почти со смыслом, но без. Бред? Возможно. Но он так чувствует.
Они почти ни о чем не говорят: редкие фразы вроде «передай, пожалуйста, сыр» и «давай бокал, я налью еще» вряд ли сойдут за нормальную беседу, но Томо понимает, что он уже получил то, зачем приходил к Казуе: его приняли и поняли. И теперь он думает, что гораздо более уверен в себе, чем раньше.
Каме не думает ни о чем.
Томохиса слишком красив – и всегда был красив, сколько он его помнит – поэтому он просто любуется. Благородными чертами лица, гладкой кожей, шелком длинных волос. Ему хочется их коснуться, потому что… потому что хочется. Потому что Пи – красивый.
Ему немного жаль, что прошло их детство, в котором они могли сидеть, прижавшись друг к другу, и слушать, как гремят за окном раскаты грома, а проснувшись утром, шлепать босыми ногами по лужам. Ему немного жаль дней, когда они таскали еду друг у друга из тарелок и ночей, когда они спали на одном футоне. И одной ночи Каме жаль особенно. Он проснулся тогда и, увидев перед собой спящее лицо Пи с чуть приоткрытыми губами, не удержался и поцеловал. Тогда он очень боялся его разбудить, а потом всю жизнь жалел, что тот не проснулся…

…Время то ускорятся, то замедляет свой бег и они то далеко, то совсем рядом друг к другу. Они больше давно не дети, у них за плечами вспышки взлетов и тьма отчаянья; хорошее и плохое; забытое и незабвенное. Только иногда им так хочется позвать друг друга – и снова вернуть свое потерянное детство, но детство давно ушло, и слова тают на губах сладкой карамельной крошкой.

Когда часы отмеряют один час по полуночи, Каме ставит свой бокал и тянется за телефоном.
- Коооки! А я хочу сказать, что оооочень тебя люблю, - говорит он в трубку и Томохиса удивленно приподнимает бровь.
Казуя встает и отходит на пару шагов от столика.
- Дааа! Ты что, упал от счастья? – смеясь, спрашивает он и Ямапи фыркает: Каме явно пьян. Собственно, сам он пьян не меньше…
- Фу, грубиян. Мы тут выпили… немного. Но это твоя вина! Это ты притащил мне вино. Мое лю-би-мое! Я уже сказал, что люблю тебя?
- Каме, прекрати! – шепчет Ямапи. Некоторые вещи не нужно произносить никогда, но Казуя отмахивается от него и болтает дальше про спектакль и его самого, а потом протягивает трубку:
– Акиииира! Иди, тебя Коки хочет!
- Ты хоть слышишь, что ты несешь? – Томохиса качает головой, но на губах против воли расплывается улыбка. Он подходит к Каме и тянет руку за телефоном. – Как Коки может меня хотеть?
- Ну, я же хочу…
Ямапи замирает как раз в момент, когда его пальцы сжимаются на пластиковом корпусе, который Каме так и не отпускает, и они смотрят друг другу в глаза.
Некоторые моменты невозможно пережить спокойно и Томохиса чувствует, как ускоряется его пульс и слегка кружится голова.
Каме улыбается и его губы перемазаны вином, а глаза сияют так, словно в нем вдруг зажглась парочка сверхновых. Когда он медленно облизывает губы, Томохиса судорожно сглатывает и непроизвольно сжимает ладонь. Включается громкая связь, и гудки отбоя несутся в полумрак комнаты, пропитанной пьяной вишней…

Футболки отправляются под стол: Каме запихивает их туда с таким усердием, словно боится, что они выскочат обратно, а Томохиса наблюдает за его действиями с одобрением. Ему вообще все нравится: горячие руки, утянувшие его на пол; жадные прикосновения и то, как воздух ласкает обнаженную кожу.
Казуя ласкает тоже. Пробирается пальцами сквозь пряди его волос и что-то довольно бормочет, прижимаясь к ним щекой. Его губы касаются щек, скул, лба, мочек ушей, шеи, обходя вниманием только губы Томо.
- Поцелуй! – требует Пи, и подвигает сидящего на нем Казую ближе: так, чтобы их кожа соприкасалась.
- А чем, по-твоему, я занимаюсь? – хрипло смеется Каме, сцепляя пальцы в замок на затылке Томохисы.
Этот ответ вовсе не ответ, а вопрос и Пи раздраженно рычит, целуя сам.

Жарко. И сладко. Чертово вино, чертов Каме – сколько народа решили сменить ориентацию или просто сходили с ума от желания при виде этих губ?! Пи не знает. Сам он давно уже все понял. Еще с той ночи давно ушедшего детства, когда впервые почувствовал их вкус…
Казуя не умеет жить наполовину – ему надо все успеть, все сделать, всех ослепить. Разбить себе башку в процессе, но достигнуть цели – и пусть те, кто рядом, подождут. А Томохиса не хотел ждать, он хотел, чтобы ждали его. А искать компромисс – слишком сложно, да и времени нет.
А теперь – губы, стоны, гибкое тело под руками и уже никак не остановиться. Ни один из них не привык поворачивать назад…
- Потерпи, - шепчет Томо в вишневые приоткрытые губы и делает первый толчок.
- Томо… Томо, Томо…
Сладкая карамельная крошка ссыпается в хмельной полумрак, как будто ему и без того недостаточно сладко. Он остро чувствует присутствие своего Акиры – в своем теле, в свое душе, так, как не чувствовал никогда прежде. И даже опьянение не стирает остроты этого чувства.
Они цепляются друг за друга – пытаясь стать еще ближе, срастись друг с другом, как срастаются растущие слишком близко стволы сакуры. Но ближе уже некуда, и они вздрагивают, выгибаясь и хрипя, и, кажется, падают куда-то на ковер из спелых вишневых ягод…


- А знаешь, я нашел здесь твое любимое вино, - говорит Ямашита в трубку, едва на том конце провода раздается сонное «Алло?».
- Ммм… - вот и все что ему отвечают, но Пи не сдается.
- И я его вылил.
После паузы, голос становится куда более осмысленным .
- Ты нашел в Америке мое любимое вино и… вылил его? – возмущенно спрашивает Казуя и Пи почти видит, как он садится на кровати.
- Точно.
- Зачем?
Пи молчит, улыбаясь солнцу за поцарапанным стеклом своего пикапа.
- Оно кислое.
Казуя удивленно фыркает в ответ, и они какое-то время треплются ни о чем. Потом Томохиса желает Каме спокойной ночи и едет дальше.

Вино кажется кислым, день - длинным, а ночь – душной, если рядом нет того, кто разделил бы их с тобой.
Они вечно куда-то несутся, что-то доказывают и, едва добившись одной цели, кидаются к следующей. У них нет времени ждать даже друг друга и Томо не знает, будет ли у него парень по возвращении домой.
Их не связывают никакие обещания, обязательства и прочая чушь, что призвана соединять людей вместе. Да их вообще ничего не связывает, кроме детского поцелуя, карамельной крошки на губах и слишком сладкой для Томохисы пьяной вишни…